… Желание странствовать не профессия, а склонность души. Она или есть, или ее нет.
У кого есть, тот уж изменить не может. У кого нет, тому незачем.
Олег Куваев. Дом для бродяг

вторник, 2 ноября 2010 г.

КА-ХЕМ -1988. часть 3 /дополнения/

Короткий комментарий

Наш поход по Ка-Хему, проходил в далеком 1988-м в условиях серьезного информационного «голода» о рейоне путешествия. Поэтому многие возможности глубже познакомиться с историей Тувы и ее обитателями не были использованы тогда в полной мере.

Одной из особенностей территории бассейна Верхнего Енисея является то, что оно издавна стала прибежищем сибирских староверов, с их вековыми традициями и уединенным образом жизни. Единственной доступной информацией о староверах этого региона являлась в те времена серия очерков Виталия Пескова «Таежный тупик», печатавшаяся в «Комсомольской правде». Выдержку одного из них, уже по следам нашего похода, а также кое-какую информацию о староверах и других достопримечательностях Тувы, найденную в Интернете, привожу ниже.


Для меня познакомиться с этой информацией было вдвойне интересной, поскольку половина моих родственников и мать – сибиряки, а ее отец – мой дед Аким Захарович Другов - был коренным чалдоном.

Анатолий Смолянинов

Дополнение 1

В. ПЕСКОВ

ТАЕЖНЫЙ ТУПИК
Хождение до «матушек»





Фото С. ПОПОВА.

Слово «матушки» я слы¬шал от Агафьи и Карпа Оси¬повича множество раз. Речь шла о каких-то глухих посе¬лениях староверов на Верх¬нем Енисее. Кто-то жил там уединенно, оторвано от лю¬дей, и это Лыковых занимало и волновало. Постепенно дош¬ли к Лыковым имена: - матуш¬ка Максимила, матушка На¬дежда, еще какое-то имя. Все были монашками — «матушки». Молва о Лыковых достиг¬ла Верхнего Енисея, пришли оттуда приветы на Абакан. «Матушки знают про нас»,— сказал незадолго до смерти Карп Осипович.

О возможности свидания с матушками в то время не помышлялось. Но после того, как Агафья летала на верто¬лете и самолете, после того, как поездом ездила к родст¬венникам в Таштагол, свида¬ние с матушками перестало казаться несбыточным. В этом году в апреле Агафья прямо сказала, что летом намерена пробираться на Енисей. Труд¬ности путешествия и особое ее положение в жизни, конеч¬но, заботили, но остановить не могли: «Как-нибудь с божьей помощью...». Мы с Николаем Николаевичем Савушкиным готовы были ей помогать, но тут приспело путешествие на Аляску, и я сумел лишь кое-что разузнать о местах обита¬ния матушек от туристов.

Большой Енисей сливается в Туве у Кызыла из двух горных рек. Одну из них, Каа-Хем, туристы давно облюбова¬ли для спортивных плаваний на плотах и на лодках. Рис¬кованное путешествие по по¬рожистой, быстрой воде дает острые ощущения и возмож¬ности видеть дикую, еще не затоптанную человеком при¬роду. Больших селений тут нет - редкие избы давно поселившихся староверов.

Московский инженер Олег Сергеевич Дерябин, припоми¬ная у карты путь по реке, сказал, что был у матушек пять лет назад. «Маленький монастырь - семь женщин. На¬стоятельницу зовут Надежда. Уже старушка, но все хозяй¬ство ведет исправно. У них там было две лошади, три ко¬ровы, куры, пасека, огород с картошкой, арбузами, поми¬дорами, огурцами. Для горной Тувы это почти «мичуринство». Нас встречали приветли¬во. Угостили молоком, медом, попросили починить им сарай. Ночью, помню, разбужены были ударами в рельс. По¬жар? Оказалось, настоятельни¬ца прогоняла медведя. Кро¬шечный монастырь является осколком разоренного в этом крае после войны большого монастыря...».

Олег Сергеевич снова соби¬рался в эти края. Погоревав, что не можем отправиться вместе, условились свидеться осенью. Договорились, если встретит на Енисее Агафью, всячески ей помочь.

И вот сидим у нас в редак¬ции над картой Тувы. Олег Сергеевич находит точку на Каа-Хеме (Малом Енисее). «Тут я встретил Агафью. Чуть выше, у глухой таежной из¬бы - спросил, не слыхала ль хозяйка о гостье. «Да я, - го¬ворит, - третьего дня с ней вот как с вами стояла. Она в монастырь приходила».

Монастырь был на месте. Настоятельница Олега Сергее¬вича узнала. Пожаловалась: «Все ветшает - сами стареем, и постройки поизносились. От пасеки осталось три улья. Од¬на корова осталась. Кормимся огородом».

Агафья гостила в монасты¬ре три дня. Встретили ее тут ласково. Все показали - мо¬лельню, хозяйство и огород. Рассказали, какими путями сюда пришли, и, конечно, внимательно слушала гостью, ко¬торой тоже было что рассказать. Три дня для знакомства было довольно. Выяснилось: вера Агафьи со здешней не совпадала. Но от обычных «идеологических дискуссий» обе стороны воздержались. Проводили Агафью, как и встретили, дружелюбно, ода¬рили гостинцами. «Она, как ребенок - сказала мне настоятельница, - чистый ребенок...»

Гостевой якорь Агафья бросила у живущей на ручье Чударлык матушки Максимилы. В здешнем селении десять изб. Живут тайгою, огородами, держат кур, скотину. Максимила тут служит духовным пастырем. К ней приходят со всеми бедами и заботами - по¬советует и рассудит.

Агафью встретила Максимила сердечно. Обнаружилось близкое сходство веры, да и возраст сближал. Какими бы¬ли тут разговоры в течение трех недель, Олег Сергеевич выяснить не сумел. При нем решался главный вопрос: ос¬таваться ли тут Агафье, а ес¬ли уезжать, то одной или вдвоем с Максимилой? Вопрос этот был, судя по всему, глав¬ным в одиссее на Енисей. Ага¬фья попыталась залучить жи¬лицу в свою обитель на Абакане. Она явилась с подарка¬ми: двумя мешками картош¬ки - вот, мол, какая родится в ее огороде. Картошку хва¬лили, дивились рассказу о богатствах леса на Абакане, однако согласиться оставить насиженное место Максимила не захотела, предложив Ага¬фье поселиться на Енисее. Агафья с ответом не торопи¬лась, но, пожив две недели, остаться наотрез отказалась: «Земля родит у вас плохо, кедрача почти нет, воздух не¬годный - я мерзну, задыха¬юсь и кашляю».

Все прояснилось, можно бы¬ло и уезжать. Но как? До до¬ма четыреста километров без¬дорожной тайги. Ангелом-разрешителем трудностей ока¬зался Олег Сергеевич. Он по¬явился в поселке в непромо¬каемых одеждах и в красном шлеме. Познакомившись, он, как было условлено, предло¬жил: не надо ли чем помочь? Агафья обрадовалась москов¬ским приветам, на Максимилу же больше подействовала бо¬рода Олега Сергеевича - для староверов борода надежнее паспорта. За предложение спуститься на плоту до Кы¬зыла, а там самолетом лететь в Абакан сразу все ухвати¬лись. «Только уж просим, у Байбальских порогов Агафью высади, пусть пройдет посу¬ху». Агафья сказала, что ни воды, ни самолета она не бо¬ится, что у нее есть резино¬вые сапоги и что к утру она все свое соберет, со всеми простится».

Олег Сергеевич - мастер спорта и уже тридцать лет плавает по горным рекам. Не¬которые его друзья из этих плаваний домой не верну¬лись - потери у сплавщиков чуть меньше потерь альпини¬стов. Река Каа-Хем, правда, не из самых свирепых, но сла¬бых не любит: пятая катего¬рия трудности (при шести существующих). Сам Олег Сер¬геевич эту реку проходит на каяке. А всего безопаснее плот на надувных шинах. На таком плоту следом за моск¬вичами по Каа-Хему этим летом сплавлялась группа из Абакана. Руководителем груп¬пы был Сергей Попов, и - те¬сен мир! — на плоту оказался Олег Николаевич Чертков, школьный учитель, однажды гостивший на Абакане у Лы¬ковых. На вопрос: «Ребята, подвезем Агафью в Кы¬зыл?» - с плота ответили дружным согласием и сразу же стали готовить место для неожиданной пассажирки.

К реке Агафья явилась с двумя котомками (иконы, книги, харчи, посуда) и туеском с ключевою водой. Максимила и старушки сельца ее прово¬жали. Пока прилаживали к плоту поклажу и проверяли крепление весел, Агафья и Максимила, отойдя в сторону, тихо беседовали. Агафья, как девочка, бросала камешки в воду. Максимила украдкой вытирала глаза. Под конец, повернувшись к реке, они по¬молились. Уже у плота Ага¬фья без всякой надежды спро¬сила: «А можа поедешь?» «Нет, нет! - За Максимилу ответил хор провожавших. - Матушку не отпустим!»

«Ну и все. Помахали рука¬ми, толкнулись, и река быст¬ро понесла плот. Я плыл на каяке то рядом, то обгоняя плывущих. Чувствовали от¬ветственность за сидевшую в центре плота пассажирку. Но Агафья не унывала. Вид у нее был далеко не спортив¬ный - мешковатое темное пла¬тье, пальтишко, комканый черный платок. Но путешест¬вие по летней чистой реке - радость. Заметив улыбку Ага¬фьи, помахал ей рукой. Она откликнулась: «Домой еду!».

У опасного Байбальского порога, как было обещано, сделали остановку. Агафья с туристкой Леной Шестак вы¬шла на берег, а плот понесся по белой кипящей воде... Все кончилось благополучно. Ког¬да вновь рассаживались, Ага¬фья сказала: «Я молилась за вас!».

В путешествии по Каа-Хему были две ночевки. Один раз стояли у избушки охотника. Пока поднимали палатки, Ага¬фья успела набрать грибов. Постукав кресалом о кремень, развела свой отдельный ма¬ленький костерок. В литровой кастрюльке сварила рисовый суп с рыжиками. Вместо чая выпила отвар пихтовника. «От нашей еды отказалась. И мы, предупрежденные об ее «ав¬тономии», не настаивали... У большого костра центром вни¬мания была, конечно, Ага¬фья. Мы расспрашивали, она рассказывала. Иногда казалось: не нам говорит, а бесе¬дует сама с собой. Несколько раз вспоминала оставленных у геологов коз и кур, собаку Дружка. На ночь молилась, глядя на реку. Спала она с Леной - один раз в избушке, другой - в палатке. Предло¬жили ей надувной матрац, от¬казалась, положила под бок свое пальтишко...»

Двести десять километров плыла Агафья по «реке пятой категории трудности». Олег Сергеевич в рассказе о путе¬шествии особо подчеркнул неприхотливость попутчицы - «городской человек с непри¬вычки бы охал и ахал, а она как будто всю жизнь только и делала, что плавала на пло¬ту».

Обещан был на прощание Агафье значок «Турист СССР». И она, конечно, его вполне заслужила. Для тури¬стов опасной и трудной была река. Агафье же все путешествие к матушкам было преодолением трудностей. Олег Сергеевич упустил как следует расспросить, каким образом добиралась она из дома. Но выяснил: вначале был вертолет, потом автомо¬биль («Агафью несколько раз за дорогу рвало»), потом верховая лошадь. Все для па¬ломницы было в новинку, и ко всему она подступалась со смелостью коренной сибирячки.

Ей, конечно, с готовностью все помогали. В Кызыле би¬леты на самолет туристы ку¬пили заранее. «Нужен еще один». «Хоть бы министр авиа¬ции полетел - нету!» Но когда в порту узнали, какой летит пассажир, место нашлось.

Но за всякую помощь Агафье приходилось нести тяготы жадного к ней любопытства. В кызылском аэропорту вок¬руг нее сразу образовалась толпа. И дело дошло до автографов. Пришлось устроить паломницу в комнату, именуемую «депутатским залом». Тут она и вздремнула, подло¬жив под бок мятую одежонку.

В самолете держалась спо¬койно, глядела в иллюмина¬тор. Когда сели, летчик, про¬ходя к выходу, наклонился к Агафье: «Ну о чем думала, когда летели?» - «Молилась чтобы скорее сел».

Город Абакан для Агафьи был местом новым. Высоким домам она не удивилась, но впервые оказалась внутри высокого дома. И сразу же возникли проблемы. Как готовить еду? Газ показался ей делом греховным, но, поскольку костер во дворе разводить не решилась, рисовый суп сварила на газе. И с водой затруднение вышло. Запас в пятилитровой берестяной посуде иссяк. А из крана воду Агафья брать отказалась - «не освященная». Пришлось свозить ее на реку. Поохала, повздыхала - «лодки с мотора¬ми ходят», но делать нечего, «освятив» воду, наполнила ту¬ес... Спала две ночи, не разде¬ваясь. Радио попросила «зак¬рыть» - «нельзя икону ве¬щать, если в избе радио». Не включали из уважения к го¬стье и телевизор. Ошелом¬ляющий эффект произвел туа¬лет - «дернул за веревочку, и ничего нету».

Все это рассказал мне по телефону из Абакана Олег Николаевич Чертков. Гостью свою он довез до Таштъша на автобусе. Там она заночевала в лесхозе и знакомым путем, с авиаторами, добралась до геологов. «Козы и куры уже отвыкли от путешественни¬цы, - написал Ерофей. - Мы помогли ей все погрузить в вертолет... Около месяца пу¬стовала избушка». Ерофей со¬общает еще, что база геологов закрывается, уже разобрали дома, вертолетом «МИ-6» вы¬везли оборудование. Делалось вся на глазах у Агафьи, и она понимает, конечно, что значит уход геологов - остается сов¬сем одна. Обеспокоенные этим известием, явились на Абакан посланник родни из Шории Анисим Никонович Тропин и разжалованный «муж» Иван Васильевич Тропин. Первый в который раз уговаривал пе¬ребраться к родне, сказал, что приехал с этим в последний раз. Тропин-второй опять вну¬шал серьезность намерений: «Хочешь - останусь тут, хо¬чешь - переберемся поближе к людям». Отказала обоим: «Запасов много. Проживу, сколько богу будет угодно».

Николай Николаевич Савушкин сообщает, что с попут¬ным авиарейсом тоже загля¬нул в таежную закуть - при¬вез гостинцы, сена для коз. Расспрашивая о путешествии к матушкам, задал вопрос: как живут, чем живут? Ответ был таким: «О бренном теле пекутся. О душе не думают».

Такие вести из тупика на конец осени.



Дополнение 2

О  КОРЕННЫХ СИБИРЯКАХ И СТАРОВЕРАХ
/Кто такие чалдоны/ 

/Информация из Интернета:/

Староверы – это русские люди, исповедующие исконное Православие, которое было официальной религией на Руси до 1652 года, пока Никон патриарх не внес изменения в церковный Устав. Многие не приняли обновления, и на староверов начались гонения, поэтому они стали переселяться на окраины России, в том числе на Енисей. По данным переписи 1916 г. староверов на Енисее было более 90% от числа русских. По мнению староверов, до раскола все было «чистое, правильное, а обновление от лукавого». Вот почему сохраняется духовная культура, данные которой находят отчасти свое отражение в различных исследованиях 19 века.

Православный менталитет пронизывал все стороны жизнедеятельности староверов. Найти путь к «сердцу» староверов достаточно сложно, т.к. они трудно идут на контакт, опасаясь новых гонений.

Маргарита Татаринцева:
"Староверы в Туве сохранили корневую русскую культуру, утраченную в других слоях русского населения страны"

В издательстве "Наука" (Новосибирск) вышла книга тувинской ученой, к.ф.н. Маргариты Татаринцевой "Старообрядцы в Туве". Впервые широкой публике представлено комплексное историко-этнографическое исследование на эту малоизученную и очень интересную тему.

Старообрядцы начали переселяться в Туву с конца 19 века. Они составляли около трети всех русских переселенцев в Туву.

Чем привлекала Тува староверов? - задается вопросом ученая и представляет свою точку зрения: Во-первых, глушь и свобода от религиозных притеснений - местным властям, в отличие от российских, не было никакого дела до их вероисповедания. Во-вторых, большое количество свободных земель, удобных для земледелия, богатство тайги, множество рыбы в реках и озерах.

Трудолюбивым, закаленным в преодолении трудностей старообрядцам удалось не только прижиться в Туве, но и основать несколько десятков деревень, поселков, заимок. В самых глухих местах Верховья Енисея существовали отшельнические поселения, скиты.

Однако, и здесь, на новых землях в 30-40е годы прошлого столетия старообрядцам пришлось пережить гонения и притеснения за веру и несоответствующий новым преобразованиям образ жизни, рассказывает Маргарита Татаринцева. Когда в Туве был взят курс на построение социализма, частью государственной политики по отношению к населению стал воинствующий атеизм, и все верующие в Туве - шаманисты, буддисты, православные, старообрядцы - подверглись мощному нажиму государственной машины, боровшейся с "опиумом для народа" беспощадно, вплоть до физического уничтожения самых упорных приверженцев веры. "Ссылали за веру и кулачили", - так говорят они сами о тех временах.

Духовно независимые, стойкие в вере старообрядцы раскулачивались и ссылались в первую очередь. Многие противились такому нажиму, видя в действиях властей (арест и уничтожение духовных лидеров, служителей культа, разорение скитов, уничтожение священных книг и икон) наступление антихриста, которому подчиняться нельзя, и приближающийся конец света. Поэтому они противились всем действиям властей - коллективизации, призывам в армию, школьному обучению детей, всяким регистрациям (чтобы не попасть в список антихриста) и т.д. Власти на такое сопротивление отвечали новыми репрессиями.

Перед угрозой антихриста даже смерть была не страшна. В конце 30-х - начале 40-х годов в Верховье Енисея, местах компактного проживания старообрядцев, произошло несколько десяткой самоубийств, причем некоторые из них имели одиозный характер - замерзали, морили себя голодом целыми семьями, включая малых детей. Были и случаи самосожжения.

В настоящее время между государством и староверами установились лояльные отношения, хотя многие пожилые люди все еще отказываются получать пенсии, многодетные семьи - пособия и т.д. Они считают, что жить нужно только своим трудом.

Маргарита Татаринцева считает старообрядцев хранителями старорусской культуры - в вере, обрядах, обычаях, быту. Даже внешний их вид свидетельствует об этом. Бережно относясь ко всему традиционному, старому, и весьма настороженно - ко всяким новшествам, староверы сохранили в своей жизни черты корневой русской культуры, уже утраченной в других слоях русского населения страны, - подытожила в интервью "Тува-Онлайн" ученая.


Чалдoн – ‘коренной сибиряк, русский’, ‘потомок русских поселенцев Сибири, вступивший в брак с аборигеном (аборигенкой)’; чалдoны, челдoны мн. ‘коренные жители, аборигены Сибири’; первые русские поселенцы, старожилы Сибири; чалдoн, челдoн ‘неграмотный человек, бродяга, беглый, каторжник’, ‘ругательное слово для коренного сибиряка’, ‘глупый человек’. Происхождение этого слова остается неясным. Сравнение Фасмера с письменным монгольским и калмыцким языками в значении ‘бродяга’ выглядит случайным. Не исключено, что слово чалдон, как и кержак, связано по происхождению с каким-то гидронимом или топонимом. Стоит упомянуть курьезную народную этимологию, толкующую слово чалдон как сложение двух гидронимов: есть река Дон и Чал. Сосланны и назывались чалдоны .

Аникин А.Е. Этимологический словарь русских диалектов Сибири: заимствования из уральских, алтайских и палеоазиатских языков


Что такое этногрупповая структура?

Все знают, что все люди нашей планеты отличаются друг от друга по разным признакам. Они говорят на разных языках, ведут разное хозяйство, по-разному питаются, здороваются, веселятся... Люди, у которых различия в языке и культуре минимальны, обычно составляют одну большую общность, которую мы называем «народ» или, по научной терминологии, «этнос».

В 1960-х гг. в СССР ученые начали изучать этносы как особый вид общности людей. Наибольшее распространение в отечественной науке получила теория академика Ю.В. Бромлея. Согласно ей, признаками этноса являются общность территории, языка, культуры, групповых психологических характеристик и, самое главное, этнического самосознания. Этническое самосознание базируется среди прочего и на представлении об общности происхождения или единстве исторической судьбы людей, составляющих народ; оно, так же как язык и культура, передается от поколения к поколению, это обеспечивает устойчивость существования этноса.

С течением времени этнос меняется. Если он занимает большую территорию, то происходит выделение территориальных групп. Под влиянием природных, политических, социально-экономических, конфессиональных факторов могут изменяться культура, быт и язык. Представители этноса могут вступать в браки с людьми, относящимися к другим народам. Однако пока сохраняется этническое самосознание, сохраняется и этнос.

Ю.В. Бромлей в своих трудах показал, что одни народы имеют единую культуру, язык и цельное этническое самосознание. Но также известны этносы, которые представляют собой совокупность групп, отличающихся по каким-то признакам: по культуре, религии, социальному положению в обществе. Эти группы складываются исторически. Если члены группы начинают осознавать отличие от других групп своего же народа, сохраняя тем не менее единое этническое самосознание, то такую группу было предложено называть субэтнической. Люди, включенные в такие группы, имеют двойное самосознание: например, «я – русский казак». Если особенности культуры и языка очевидны только сторонним наблюдателям, обычно ученым, а людьми, входящими в группу, не осознаются, то такую группу предложили называть этнографической. Совокупность этнических и этнографических групп составляет этногрупповую структуру какого-либо народа.

Исходя из этой теории, русское население Сибири по разнице в культуре и диалектах, а также по времени переселения в Сибири может быть поделено на старожилов и переселенцев второй половины XIX – начала XX века. Соответственно, среди старожилов могут быть выделены казаки и старообрядцы.

Казаки – это группа населения, сложившаяся из людей, потомственно несущих военную службу, в сообществе которых сложились устойчивые, передающиеся из поколения в поколение особенности культуры и быта. Представители этой группы имели четко выраженное самосознание, отношение к казачеству для многих было важнее, чем принадлежность к русскому этносу. Поскольку казачество являлось сословием в Российской империи, то в настоящее время есть две основные точки зрения на природу этой группы. Часть ученых полагает, что казаки – это сословная группа, другая, что этническая или этносословная. Доказательством второй точки зрения является то, что казачества как сословия не существует в России почти 100 лет, но до сих пор многие люди считают себя казаками по происхождению, то есть потому, что родились и выросли в казачьей семье.

Старообрядцами обычно называют группы русских сибиряков, общность которых основывается на их особом вероисповедании. Они придерживаются норм православия и обрядности в той форме, которая существовала до реформ патриарха Никона, проведенных в XVII в. В силу разных исторических причин старообрядцы создали замкнутые общины, в которых сложился особый уклад жизни. В российской этнографии сложилось мнение о том, что старообрядцы являются этноконфессиональной группой русских. В Сибири старообрядцев часто называют кержаками.

Основная часть сибирских старожилов к XIX в. была едина в сословном отношении, они были государственными крестьянами. Эта группа русских сибиряков долгое время, видимо, не имела группового сознания. Наиболее важным для старожилов было то, что они рождались и жили на одном месте, ощущая связь своих семей и общин с землей, на которой жили и работали поколения предков. Поэтому люди, родившие и живущие на одном месте, называли себя родчими, тутошними. Слово «старожилы» использовалось в языке чиновников, публицистов и ученых; сами сибиряки себя так не называли. Даже в наши дни «старожил» в просторечии обозначает человека, которому много лет, то есть долгожителя. При этом не важно, где он родился и как долго живет в каком-то поселении. Старожилов также могли называть челдонами.

Под переселенцами обычно понимают тех людей, что стали прибывать в Сибирь во второй половине XIX в., а также их потомков. Отношение к ним определялось тем фактом, что они недавно приехали в Сибирь и были, соответственно, новоселами. В Сибири эту группу населения называли общим именем «российские», «расея».

Эта структура русских сибиряков в силу инерции сохраняется до наших дней.


Группы русских Сибири

Рассмотрим далее, как складывались группы русских сибиряков, и попытаемся соотнести с этим известные нам сведения о групповой идентичности.

Старожилы. Как уже говорилось, в этнографической и исторической литературе под сибирскими старожилами понимают население, прибывшее в Сибирь до середины XIX в., а также их потомков.

Заселение сибирских территорий происходило постепенно и различными путями. Известно, что на первом этапе освоения русскими Сибири основную роль играло ее вольное заселение, при котором постепенно первопоселенцы оседали на постоянное жительство. Кроме того, русское население складывалось путем правительственных переводов служилых людей и крестьян, а также путем поселения ссыльных.

В конце XVI–XVII вв. сложилось постоянное население в ряде уездов Западной Сибири: Верхотурском, Туринском, Тобольском, Тюменском. На рубеже XVII–XVIII вв. этот район сосредоточил 75% всего крестьянского населения Сибири и стал ареалом сплошного русского заселения. В конце XVIII в. земледельческое освоение старозаселенных районов в основном закончилось, что свидетельствовало о наличии там уже старожильческого постоянного населения. В дальнейшем его рост шел преимущественно за счет естественного прироста.

Массовое заселение районов Западной Сибири происходило преимущественно в XVII в. в результате народной миграции из Европейской России; со второй половины XVII в. начались внутренние урало-сибирские передвижения на восток и юг. Вплоть до первой половины XIX в. осуществлялись местные переселения, шел процесс внутреннего развития первоначально осевшего населения, частично происходило перераспределение сложившегося старожильческого населения, уходившего в новые места.

Освоение восточных районов Сибири, в частности Енисейского края, привело к сложению там постоянного населения уже в XVII в. Первоначальное население восточносибирских районов было представлено мужчинами-одиночками. Раньше всего, в 1620-х гг. русское земледельческое население осело в районах Енисейска и Красноярска, и затем стал заметен его быстрый рост. С 40-х гг. XVII в. начались переселения енисейских крестьян с семьями в бассейн Лены, к Якутску. С 30-х гг. XVII в. русские стали проникать в Забайкалье и Приамурье, что повлекло за собой земледельческое освоение края. С 60-х гг. XVII в. на Амуре стало развиваться русское земледелие, быстро превратившее край в хлебопроизводящий район.

Уже в XVIII – первой половине XIX в. в Сибири происходило перераспределение населения в пределах отдельных губерний. Условия переселений в Сибирь в это время изменились. Промышленное освоение становилось тормозом заселения, в частности Алтая и Забайкалья, из-за тяжелой эксплуатации приписных крестьян на заводах. Добровольного переселения и зачисления в приписные крестьяне в XIX в. уже не было. Массовые стихийные крестьянские переселения были затруднены укреплявшейся правительственной властью на местах и заменялись административными переводами и поселениями ссыльных. Предоставление льгот переселенцам в неосвоенных местах привело к переселению в Сибирь в административном порядке с 1816 по 1854 г. 119 тыс. мужчин. Это были в основном государственные крестьяне и частично ссыльные.

Таким образом, в XVII-XIX вв. формирующееся русское сибирское население находилось в постоянном движении. Старые документы не сохранили сведений о каких-либо группах крестьянского населения этого времени, как правило, указывая на сословную принадлежность населения. Однако, вполне вероятно, что наименования сибирских старожилов уже существовали, причем на официальном уровне. Так, в III–IV ревизиях населения (1763, 1782) отдельные старожильческие населенные пункты были названы старинными, а женщины, обычно родившиеся в этих деревнях, записаны как дочери крестьянские старинные. Судя то тому, что не все жительницы старинных деревень так именовались, то, видимо, существовала разница между категориями дочь крестьянская старинная и дочь крестьянская. Однако эти категории не изучены в современной науке, нет никаких гипотез, чем они отличались. В XIX в., когда была упорядочена сословная структура сибирского общества и изменилась форма переписи населения, эти определения из документов исчезли.

Названия старожильческих групп XIX в. известны лучше. Термин родчие (рожденец, рождёнка) в Сибири обозначал людей, рожденных и живущих в одном населенном пункте. До сих пор в сибирских деревнях это наиболее уважаемая группа населения, наиболее мудрые и знающие представители которой часто считаются хранителями местных традиций. Сейчас для обозначения крестьян–старожилов чаще всего используется термин че(а)лдон, который известен практически по всей Сибири.

Впервые (1866) он был пояснен еще в словаре В.И. Даля (‘бродяга, беглый, варнак, каторжник’ с указанием на заимствование из монгольского языка), но сибирские авторы XIX в. это слово не использовали. На рубеже XIX–XX вв. этот термин попал в публикации по сибирской диалектологии как слово с негативным смыслом. Так, А. Молотилов, изучавший диалектную речь Северной Барабы, пишет, что "челдон – это насмешливое наименование, даваемое "расейскими" местным жителям". Как ругательство (тоже, что болван) включает это слово в словарь иртышских старожилов Х. Лопарев, автор известной книги "Самарово" (1896 г.). До сих пор в ряде мест Сибири (Курганская область, Кузбасс, Красноярский край, Прибайкалье, Приамурье) это слово означает тупого и безграмотного человека, является ругательством.

Полную справку о позитивном истолковании слова ча(е)лдон приводит в "Этимологическом словаре русских диалектов Сибири" (М.; Новосибирск, 2000) А.Е. Аникин: "чалдон – коренной сибиряк, русский; коренные жители, аборигены Сибири; первые русские поселенцы, старожилы Сибири; потомок русских поселенцев Сибири, вступивший в брак с аборигеном (аборигенкой). Происхождение этого слова остается неясным. Не исключено, что слово чалдон связано по происхождению с каким-то гидронимом или топонимом".

Однако народная этимология объясняет значение иначе. У современных потомков чалдонов бытуют семейные предания, согласно которым предки их были высланы (или переселились) в Сибирь "оттудова, где реки Чал и Дон слились", отчего и стали они называться на новой родине "чалдонами". Иногда говорят, что челдоны приплыли с Дона на челнах. Этнограф Е.Ф. Фурсова записала легенды о казачьем происхождении чалдонов: "Эти люди, по рассказам дедов, приехали с рек Чала и Дона. Вот их и назвали. Песни у чалдонов такие проголосные, и мотив такой, как у донских казак".

Единственное сопоставление, которое поясняет, почему челдон – это старожил, такое: "Челдан – это гора насыпная, захоронения там делали. Памятные вещи (клады) хоронили в этих челданах. А потом слово превратили в чалдон. Чалдон – это человек, который старое помнит, а больше ничем не живет" (записано в Котласском районе Архангельской области).

В XX в. термин во многих местах Сибири утрачивает негативное значение и превращается в имя старожилов: "челдон – это русский, а старожил – не обязательно"; "старожилы – это старые люди, которые живут на одном месте, а чалдоны – народность". Иногда люди, которые считают себя чалдонами, пытаются точнее определить, что это за группа сибиряков: "чалдоны выходцы с юга России: река Дон, приток Чал"; "челдон – это человек с Дона, говор похож на московский".

Рассказывая о своих предках, современные челдоны переносят свою идентичность на них. Поскольку многие сибиряки убеждены, что этничность "наследуется", то они объявляют своих предков челдонами, хотя и встречаются рассказы о нечелдонских корнях какой-то из семейных линий. Точность этих рассказов перепроверить бывает сложно. Все это говорит о том, что исследование феномена сибирских челдонов слабо подкреплено источниками. Трудно представить, какие документы, кроме семейных хроник и генеалогий (не особенно, как мы видели, точных) могли бы сохранять сведения о челдонах.

Еще одной группой старожильческого населения являются сибиряки – это дети переселенцев 60-80 гг. XIX в., родившиеся и выросшие в Сибири, но в сознании старожилов к ним еще не относящиеся. Сейчас сибиряки в ряде районов Западной Сибири – все потомки переселенцев указанного времени. Чтобы дистанцироваться от поздних переселенцев, они называли себя особым термином, дискредитировав тем не менее начавший входить в оборот в XIX в. общесибирский термин. Смысл его, как мы видим, полностью изменился. Сибиряки, таким образом, занимают промежуточное положение между старожилами и переселенцами.

Казаки. В научной литературе довольно широко распространено мнение, что казачество Сибири "вело свое происхождение от дружины Ермака, сформировавшейся из вольницы, казаковавшей в 1570-х гг. в основном по берегам Волги и Яика". Однако в сложившемся в конце XVI – начале XVII в. казачестве Сибири уже численно преобладали "государевы служилые люди" – выходцы с Русского Севера и городов Среднего Поволжья, хотя большую роль в формировании сибирских гарнизонов сыграли и казаки Волги, Дона, Яика, Терека, литва и черкасы, среди которых было много запорожцев, а также местные служилые татары.

В XVII – начале XVIII в. казаки были одним из наиболее массовых сословий Сибири, население первых сибирских городов по большей части состояло из казаков. Казаки поселялись и на пашни. Для этого времени, как пишет известный историк–сибиревед Н.А. Миненко, "характерна сильная сословная подвижность населения". До конца XVIII в. не существовало постановлений о том, каким образом производить комплектование казачьих команд Сибири. По этой причине в казаки верстали по усмотрению местных властей, в том числе и из разных "неслужилых состояний" и из податных. Тем не менее уже в это время казаки пытались передавать места службы своим детям, что было довольно сложно в XVII и особенно в начале XVIII в., так как штаты городовых команд были относительно невелики.

В 1701 г. по указу Петра I были объединены в полки казаки Якутии, Охотского побережья, Анадыря и Камчатки. В 1716 г. началось строительство Ишимской линии от Чернолуцкой слободы на Иртыше по направлению к Оренбургскому краю. К середине XVIII в. на юге Западной Сибири существовала сеть укрепленных линий. В 70-80-х гг. XVIII в. поселенные на западносибирских линиях крепостные и городовые казаки переименовываются в линейных – "сибирских линий казаков". В 1798 г. законодательство закрепило положение, что городовые команды комплектуются только из одних казачьих детей, что впоследствии было распространено на линейных казаков. Это изменение социального статуса казаков, закрепление сословных границ, необходимость выехать на жительство на линии привели к тому, что часть городовых казаков, особенно зажиточная, торговая, вышла из казачьего сословия. Для поддержания численности казаков в войско были рекрутированы местные старожилы.

Очевидно, что в среде городовых казаков не шли процессы сложения этносословной группы, мы не имеем никаких свидетельств того, формировалась особая "казачья" идентичность. Видимо эти процессы набирают силу только по мере того, как несение казачьей службы становится потомственным делом, складывается относительно устойчивая казачья общность. Во многом эти процессы характерны для XIX в.

В середине XIX в. на востоке Российской империи возникли еще два казачьих войска – Забайкальское (1851) и Амурское (1860). Основой Забайкальского казачьего войска стали казаки, несшие службу на Забайкальской укрепленной линии с 1727 г. (2,6 тыс. бурят, 1,4 тыс. русских и 500 эвенков). В формировании Амурского казачьего войска приняли участие 800 забайкальских казаков и 2 тыс. оштрафованных солдат из корпуса Внутренней стражи. Последним казачьим войском, сформированным в XIX в., стало Уссурийское. Это произошло в 1889 г. В его состав вошли 200 семей амурских казаков. В 1901 г. к ним приселили 1 тыс. донских, кубанских, оренбургских казаков и крестьян из различных губерний.

Восточносибирские казаки управлялись гражданской администрацией на общих с крестьянами основаниях. В составе восточносибирских войск было много выходцев из крестьян. Все это было сильнейшими факторами, определившими характер восточносибирского казачества: более "мужиковатый", без четко выраженных сословных границ. Интересно, что в 1898 г. правительство предприняло попытку создания из иркутских и енисейских казаков четвертого отдела Сибирского казачьего войска, для чего требовалось увеличить их численность. Но попытка не дала положительного результата из-за массового отказа крестьян вступить в казачье сословие. Заметим, что чуть позже (1910-е гг.) в Западной Сибири в силу того, что правительство "открыло" для заселения десятиверстную казачью полосу и сибирское казачество оказалось в самой гуще российских переселенцев, для укрепления войска к сибирскому казачеству стали приписывать крестьян–старожилов. Они с радостью приняли это решение, не столько надеясь на изменение своего имущественного положения, сколько ожидая повышения социального статуса. Это показывает разницу в отношении к казачеству в Западной и Восточной Сибири.

В целом, казаки Сибири, особенно западносибирские, представляли собой особую группу населения. Их отличало специфическое самосознание, существенны были отличия в образе жизни и бытовом укладе. Сами казаки видели определенные отличия внутри своей общности, но, тем не менее, их объединяло единое самосознание – казаки. Очевидно, что процесс сложения идентичности в определенной мере контролировался воинским начальством, в частности, через систему обязательного школьного образования для мальчиков и девочек, войсковую пропаганду, которая, прежде всего, должна была обеспечить сложение единой воинской силы, преданной царю и Российской империи, вне территориальных, этнических и даже конфессиональных границ. Поэтому самосознание казачества было относительно цельным, выделить внутри казаков Сибири иных различий, чем деление по казачьим войскам, не удается.

Старообрядцы. Как уже говорилось, старообрядцами называют противников церковной реформы, проведенной в 1653 г. патриархом Никоном. Поскольку таких противников в XVII в. было много, то в церкви произошел раскол (отсюда другое название старообрядцев – раскольники). На Московском соборе 1666–1667 гг. противники реформ Никона были преданы анафеме. Спасаясь от преследователей, они бежали в глухие, удаленные районы страны, чтобы сохранить свою веру. Из известных источников следует, что побеги в Сибирь в то время не практиковались. Откуда же в Сибири столько старообрядцев (по переписи 1897 г., 2626704 чел., т.е. 4,16% от всего населения)?

Сейчас в сибирской исторической литературе существует две основные версии. Во-первых, высказывается мнение, что сибирские старообрядцы или их часть являются потомками тех русских сибиряков, которые жили в Сибири к моменту реформ патриарха Никона и "вошли в раскол" будучи сибиряками. Другое же мнение заключается в том, что в Сибирь старообрядцы были насильственно переселены из Европейской части России (из Ветки и Стародубья – весьма значимого в XVIII в. центра раскола в его поповском варианте) несколькими этапами во второй половине и конце XVIII века. Последний факт сейчас хорошо изучен, известны документы, свидетельствующие об этом.

Первая точка зрения документирована хуже. Фактически историки, ориентируясь на найденные документы, могут более или менее полно осветить историю старообрядчества в Сибири, начиная только с XVIII в. Но и в это время учет старообрядцев был недостаточно точен.

Приток старообрядцев в Сибирь в начале XVIII в. может быть увязан с разгромом скитов по р. Керженец (левый приток Волги). Часть бежавших оттуда оказалась в Сибири, что маркируется и одним из самых известных названий этой группы в Сибири – кержаки. Под именем кержаков старообрядцы известны в Западной Сибири, где проживали(-ют) на территории Тюменской, Омской, Томской областей. Распространен этот термин и в Восточной Сибири. Кержаки – носители культуры северорусского типа.

История наиболее ярких старообрядческих групп Сибири – семейских и поляков – изучена достаточно хорошо. Их переселение в Сибирь произошло в 60-е годы XVIII в., когда по указам Екатерины II произошла вторая "раскольничья выгонка" с Ветки (1764) и, по некоторым предположениям, из Стародубья. Общее число возвращенных в Российскую империю беглых (в основном, бывших крепостных крестьян), по некоторым данным достигало 15208 человек. Среди них около 5 тыс. чел. происходили из Московской губернии (охватывавшей тогда всю Центральную Россию), по 2 тыс. чел. назвали местами своего прежнего жительства Новгородскую и Белгородскую губернии (в последнюю тогда входили не только Белгород и Курск, но и Орел, и даже Брянск) и по 500-700 чел. – губернии Смоленскую, Воронежскую, Нижегородскую, Архангельскую. Есть сведения, что всего было "выведено" из Польши до 20 тыс. раскольников, все они были направлены в Сибирь. Планировалось расселить их в Забайкалье, Барабе и на Алтае.

В Сибирь эти поселенцы попали только в 1766-1767 гг. Одна из этих групп "польских" (по устоявшемуся в научной в литературе географическому обозначению) выведенцев попала в Забайкалье и получила название "семейские" (так как приехали вместе с семьями); другая была размещена на Алтае (их обычно именуют "поляки"). Судьба поселенцев, по документам отправленных в Барабу, остается неизвестной, хотя там в отдельных населенных пунктах до сих пор живут потомки старообрядцев. По мнению известного исследователя сибирского старообрядчества Ф.Ф. Болонева, из Барабы старообрядцы бежали, не сумев приспособиться к условиям хозяйствования. Путь их пролегал, скорее всего, к родственникам (считается доказанным факт, что выведенные из Ветки и Стародубья состояли в родственных отношениях) на Алтай и в отдельных случаях в Забайкалье. Но также может быть, что они уходили в более близкие поселения сибирских кержаков в Прииртышье и Приобье.

Выходцы из Ветки и Стародубья и их потомки являются создателями яркой и самобытной культуры, в которой прослеживаются южнорусские черты. Однако долгое проживание в Сибири и многочисленные контакты с выходцами из разных мест придали этой культуре особый колорит, привлекавший и раньше, и сейчас внимание исследователей.

Еще одна большая, компактно расселенная группа старообрядцев до сих пор проживает на Дальнем Востоке. Переселение староверов в эти районы началось в 60-е гг. XIX в. при поддержке российского правительства. Причин к перемене места жительства у старообрядцев было много: гонения за веру и малоземелье на прежних местах проживания, стремление уйти подальше от "мирского", уединиться, жить в чистоте и согласии со своей верой; в годы советской власти – избежать преследований за религиозные убеждения и коллективизации, которую старообрядцы не признавали. Немало старообрядцев двигалось на восток и в поисках крестьянской утопической страны – Беловодья.

Старообрядцы наряду с казаками и молоканами были пионерами в заселении и хозяйственном освоении южной части Дальнего Востока. В Приамурье старообрядцы интенсивно стали переселяться в 60-е годы XIX в. Они селились отдельными деревнями, преимущественно вдоль рек Зеи, Буреи, Белой и Томи. Первыми поселенцами здесь были семейские. За ними начали прибывать другие группы старообрядцев из Забайкалья, Енисейской, Пермской губерний. Переселение старообрядцев на Амур продолжалось и в последующие годы, причем стали приезжать старообрядцы из разных регионов России. Позже, в 1890-е гг. начались переселения старообрядцев в Южно-Уссурийский край (Приморье). С началом гражданской войны и коллективизации в Сибири, на Алтае и в Забайкалье приток старообрядцев в дальневосточный регион возрос. Селились они в основном в таежных районах Приморья, в том числе на побережье Японского моря, где еще сохранились безлюдные места. Во время коллективизации сюда же прибывали зажиточные старообрядцы из других мест Приморья и Амурской области. Таким образом, к концу первого десятилетия советской власти во многих таежных и прибрежных районах Приморья скопилось много крестьян–старообрядцев. В 1930-е гг. часть из них тайно мигрировала в Маньчжурию. Некоторые семьи вернулись в 1950-60-е гг.

Что касается субконфессионального состава сибирских старообрядцев, то он был довольно пестрым. По мнению современных исследователей (Ф.Ф. Болонев, Ю.В. Аргудяева и др.), число течений и толков увеличивалось со временем у всех сибирских староверов. Однако сейчас в сибиреведческой литературе нет обобщающей работы на эту тему, в основном авторы описывают конфессиональную ситуацию поместно.

Завершая обзор группы старообрядцев, хотелось бы привести еще один важный вывод, сделанный независимо разными исследователями: старообрядцы разных мест Сибири и, шире, России, поддерживали связи на семейном и общинном уровне. В целом, не было разногласий между сторонниками разных течений и толков. Поэтому осознание себя поляками, семейскими, кержаками носило скорее региональный характер притом, что сложилась этноконфессиональная идентичность – старообрядцы.

Формирование этой идентичности во многом протекало при воздействии на паству со стороны священнослужителей, противопоставлявших православных и раскольников. Много значило и то, что староверы были выделены как особая группа в законодательстве, например, они долгое время выплачивали "раскольничьи сборы" (дополнительный налог за причисление к раскольничьим общинам), о которых до сих пор рассказывают потомки кержаков. По этому признаку старообрядцев во многих местах звали двоеданами, т.е. платящими двойную дань. Особенности быта, связанные с нюансами вероисповедания и сложившимися в староверческих общинах нормами, также проводили культурную границу между "мирскими" и староверами. Считается, что наиболее закрытыми были старообрядцы Алтая и Томского Приобья. По отношению к старообрядцам там широко распространено название чашечники , появившиеся из-за того, "из своей чашки кержаки напиться [мирскому] не дадут".

В настоящее время многие потомки старообрядцев не придерживаются никакой конфессии. Там где старообрядческая общность носила характер еще и территориальной, идентичность сохраняется (семейские, поляки). Но потомки кержаков часто не называют себя так, поскольку не являются верующими. Из этого правила есть исключения; как сказала одна женщина, "мои родители кержаками были, значит и я кержачка".

Российские. К разряду поздних переселенцев (российских) в Сибирь относятся те, кто приехал сюда во второй половине XIX в. Однако действительно массовые переселения датируются 1890–1910 гг.
Приехав в Сибирь, эти люди превращались, прежде всего, в поселенцев, или, как их пренебрежительно называли в Сибири, – посельгу. Более нейтральное название группы – российские. Сами себя эти люди, как свидетельствуют записанные истории о переселении, чаще называли по местам выхода: тамбы, ре(я)заны, смоляки, вятские. В Сибири не делали разницы между уроженцами южных русских губерний и, например, украинцами: все говорившие на южнорусских говорах, а также диалектах украинского языка, становились в Сибири хохлами. Напротив, говорившие нечисто, но с некоторыми особенностями, привычными для уха сибирских старожилов, белорусы в разряд хохлов обычно не попадали, а получали названия по местам выхода: могыли, витебшане. Иногда в названиях переселенческих групп отражались особенности одежды (лапотоны), способ переселения (самоходы, т.е. пришедшие без оформления документов) или место заселения в Сибири (урманщина – жители лесных районов, т.е. урманов), особенности духовной культуры (чунари – по названию песни, которая была популярна у молодежи этой группы) и т.д.

Переселенцев в Сибири распределяли по переселенческим, еще необжитым, участкам с учетом особенностей природы и ландшафта на их исторической родине. Считалось, что это должно облегчить им адаптацию к сибирским условиям. Однако сами переселенцы стремились получить разрешение на поселение в старожильческих поселениях с развитой инфраструктурой. Это было относительно выгодно для двух сторон.

Старожилы получали дешевую рабочую силу, поскольку в первые годы многие поселенцы работали по найму, в деревнях появлялись ремесленники (бондари, шорники, портные, сапожники и т.д.), которыми становились поселенцы, стремясь заработать первоначальный капитал на обзаведение хозяйством. В общинную кассу поступали различные сборы с новоселов. Переселенцы же сразу оказывались в обжитом месте, пользовались покосами, пастбищами, дорогами, рыбными и лесными угодьями, могли купить уже обустроенный дом.

Но это же и сталкивало людей, порождало конфликты и непонимания. Прежде всего, трудно было преодолевать культурные несоответствия. Спустя полвека после переселений в 1950–70-е гг., когда в Сибири стали проводиться массовые экспедиции к русским сибирякам, этнографы без особых трудов записывали истории о том, как "российские орут без конца", об их нечистоплотности, о том, как они скотину в доме держат, курам головы на крыльце рубят и т.д.

Выходом из этой ситуации стали отселения переселенцев на отдельные улицы в старожильческих селениях. Такие края назывались "Российский", "Тамбовский", "Расея", "Рязань" и т.д. На сибирских кладбищах до сих пор сохраняются следы того, как новоселы создавали свои участки для захоронения. По мере накопления средств переселенцы уходили на выселки или отруба, которые иногда становились началом ("починком") новой деревни. Если переселенцы прибывали большой группой, то имели возможность, отстроив свою деревню, создать замкнутую общину и поддерживать в ней свои порядки, иногда довольно длительное время.

Однако самые разные источники, в том числе и генеалогии сибирских жителей, показывают, что внедряться в сибирское общество поселенцы начинали довольно быстро. Представители следующего поколения переселенцев, как правило, заключали браки с местными старожилами. Фактически невозможно найти семью, в которой в прошлом не было бы таких браков. Рожденные в таких семьях дети, как правило, определяли себя родчими или чалдонами. Можно рассматривать стремление вступить в брак с местным уроженцем как один из путей успешной адаптации в Сибири.

По подсчетам новосибирского ученого В.Н. Курилова, "удельный вес потомков русских старожилов в современном населении Западной Сибири может быть оценен в 15–20%". Этот вывод не кажется справедливым, так как русские старожилы не исчезли физически, более того, как показывает исследование современного этнического самосознания русских сибиряков, современные жители Сибири являются прямыми наследниками старожильческого населения, поскольку унаследовали от них этническую идентичность. Само же сложение группового самосознания старожилов во многом состоялось в Сибири при противостоянии в культурном отношении местных жителей и переселенцев.


 Дополнение 3

ЗАГАДКА ОЗЕРА ТЕРЕ-ХОЛЬ

Республика Тыва. Озеро Тере-Холь


Тере-Холь — озеро, расположенное на Юго-востоке республики Тыва, в десяти километрах к западу от села Кунгуртуг.

Расположено оно в тектонической котловине на высоте 1300 м. На Тере-Холь есть остров, на котором сохранились остатки уйгурской крепости Пор-Бажын, построенной в VIII в. н. э.

Озеро хранит в себе множество тайн, над которыми по сей день бьются ученые. От водорослей вода в нем кажется светло-зеленой.

Но на однотонной глади, почти от края до края, лежит отчетливая темная черта, происхождение которой до сих пор остается загадкой.

Таинственность крепости Пор-Бажын и озера Тере-Холь породила множество легенд. В одной из них говорится: «В давние времена здесь, на ровном поле, жил в большом дворце хан. Однажды его слуга увидел в колодце рыбу и доложил об этом хану. Он посмотрел и сказал: «Это черви! Не буду пить эту воду!» Вода рассердилась на такую глупость и стала выливаться из колодца. Хану пришлось бежать. Оглянулся он и воскликнул: «Тере-Нур!» (по-монгольски «Это озеро!»). Вода залила все поле, и образовалось озеро. А дворец остался на острове».

В прошлом веке была высказана сенсационная гипотеза, что озеро образовалось в результате искусственного затопления крепости, которая была построена в долине.




 В Республике Тыва, почти на самой границе с Монголией, в горах на высоте 1300 метров над уровнем моря расположено озеро Тере-Холь. Горное озеро, каких в России можно насчитать тысячи. Но уникально оно тем, что посреди него на острове сохранились развалины древней крепости.

Крепость Пор-Бажын (по-тувински – «глиняный дом») на озере Тере-Холь была построена в середине VIII века по приказу главы Уйгурского кагана Элетмиш Бильге-кагана. В 750 году он пришел с войсками на территорию нынешней Тувы, чтобы ее захватить. Для того чтобы закрепиться на завоеванной территории он построил крепость. Стены ее достигали, в высоту десяти метров. Центральный дворец, который стоял на высокой платформе, принадлежал самому Элетмиш Бильге-кагану.

Памятник имеет сложную архитектуру – внутри правильного прямоугольника находится целый лабиринт зданий, напоминающих собой буддийскую или индуистскую мандалу.

Комментариев нет:

Отправить комментарий